Во времена, когда все озабочены объектами своего внимания и страшно нервничают, я предлагаю выстраивать особый язык, который полагаю спасительным. И не только для Россиян. Овладевшие таким языком, смогут справиться и с пандемиями человеческих психотических проявлений.
Когда мы спрашиваем: «что это?», направляя своё внимание на какой-то объект, и получаем ответ в виде – «это нечто», то обычно не замечаем, что и в случае вопроса и в случае ответа, мы однозначно направляем все своё внимание на объект. Внимание к «это» сведено к минимуму, «это» представляется служебным словом в синтаксической конструкции вопроса или ответа. Если мы отвлечёмся от объекта, а это возможно в легкомысленно созерцательном отношении к нему, то в «это» можем выявить нечто удивительное. «Это», являясь словом отношения, присутствуя как в вопросе, так и в ответе, оказывается, по своему смыслу, амбивалентным. Оно не может собой маркировать предмет как некий его признак, а значит -находится не в поле гносеологических, когнитивных построений, но в другой сфере. И эта сфера есть сфера эмоций.
Эмоции двойственны – активно-пассивны. Эмоция, подобно эху сопрягает собой прямое и обратное отношение к вещи. «Э» как двустороннее взаимодействие – и вещи и того, кто указывает на вещь и указывая, тотчас вызывает ее, подобно тому как в случае крика в горах – откликается эхо. Эмоция позволяет слушать то, как откликается вещь по поводу вопрошания о ней. Эмоция есть непосредственное раскрытие вопроса в ответе, вне когнитивных и сугубо однозначных и потому кастрирующих эмоциональное взаимодействие маркеров.
Я спрашиваю о вещи: «что это?», но я спрашиваю у вещи (увещевание) или у чего-то (кого-то) другого? Если я спрашиваю у чего-то другого, то откуда это другое может знать эту вещь? Начинается бесконечный бег «познания». Эмоция же, сразу и решительно дает ответ со стороны самой вещи. «Т» — живое трепетное отношение к окружающим вещам. «О» — собственная уникальная природа каждой вещи. Через «э-т-о» каждая вещь о которой мы вопрошаем, приобретает оправленность. Это правомочная правильная вещь, оправленная не гносеологическими призначными определениями, но онтологическими экзистенциальными эмоциями.
Артикулировать эмоции – правословить вещи, — прославлять их в их собственной уникальной природе и вызволять вещее из казематов «духовного» православия или светского релятивистского познания. Различие «веры» и «знания» хоть и кажется резким, но это две стороны когнитивного подхода, каждая по своему пытается овладеть эмоциональностью, словно челюстями схватывая ее своими определениями. Самое удивительное, что подлинная эмоция, не прирученная ни чувствами, ни разумом, остается единственной несокрушимой твердыней, в стороне от чудовищ, созданных верой и знанием. Эмоция не есть чувство, восприятие, желание, воля, но нечто более тонкое и всегда двустороннее. Более удивительного, кроме того, что эмоционально доступно для человеческого существа, в мире ничего нет. Эмоции доступны всем, но язык эмоций — целина невспаханная.
В оптике эмоций, как оптике чистого мышления, не замутненного познавательной рациональностью, можно углядеть формы нашей судьбы, как нашей оправленности в трансверсуме мироздания. Но эмоцию необходимо выявить, отличить от того, что называют “эмоциями”, — нечто глупое и сентиментальное. Это не так. Эмоция есть необычайное сокровище двойной мотивации, потому язык эмоций в два раза сложнее любого самого рационального языка, а не проще, как кажется нам. Это и восхищает в эмотиве – “цветущая сложность бытия” (В. Бибихин).
Подлинная эмоция ищет выразить себя формами привычного языка, но она неизбежно переоценивает его понятия, переформулировывает, как семантику, так и синтаксис. Эмоция – не есть нечто безъязыкое, невнятное, но единственное, что предельно точно соединяет все вещи друг с другом своим особым языком, недоступным для непосвященных. Таким образом, мы говорим об особой инициации языком эмоций, когда глухонемой чувственный настрой, ошибочно называемый “эмоциональным” раскрывается через двуязычие эмоционального смысла. Инициированная личность есть не просто “правильная” личность, но и правящая, поскольку имеет дело и с глухонемыми вещами (людьми).
Когда я использую вместо “это” глагол-связку “есть”, то тем высказываю “этость” через ее экзистенциал, онтологически. “Это есть” равноценно “жили-были”. Когда полагают, что человек владеет языком, или язык человеком, ошибаются, поскольку не замечают что и языком и человеком владеет эмоция, ибо она предельно различает каждую вещь и предельно согласовывает с другой. Если человек находит свой язык эмоций, он перестает быть хомо сапиенсом, а предстает как сапиенс-сапиенс. Это исключительное событие, которое может случиться, поскольку только сапиенс-сапиенс не находит смерть как убыток в своей жизни, но как особое приобретение. Отсюда и его особый статус правящего от имени вечности. Вечность – это что? Вечность – это “это”. Сапиенсу-сапиенсу – sat.
Логика языка эмоций крестообразна. Две «земных» ветви э-мотива и две «небесных» ветви э-мотива. Место скрещения – смерть, как область преображения и подлинного произрастания – единственный источник всего живого. Две земных ветви есть мотивации труда и власти. Две небесные ветви – игры и любви. Таков пятимерный алгоритм языка эмоций. Каждый миг ты замечаешь себя то на небе, то на земле, а то и между. И именно здесь центральное звено твоего «я», обеспечивающее абсолютную эмоциональную «я»-сность себя в мире и мира в себе. Центр — это фигура Блаженного. Нет никакого резона называть срединный эмоциональный ум словом «бог». Поскольку мы в это слово на протяжении многих лет вкладывали своё жизненное – веру, надежду. Гораздо точнее здесь подходит «убийца». Но, тот кто не столкнулся напрямую с убивающим в себе, не догадывается о существовании предела у самого убийцы – невозможно убить только того, кому некого убивать, а пока есть «что» убивать, будет всегда и тот, «кто» убивает. «Это» же невозможно убить. Пока вы не находите бога как убийцу, вы просто дурманите свой чистый эмоциональный разум тяжелонормальными духовными либо светскими позитивными дефинициями. А потом глупо недоумеваете, отчего так много негатива в жизни, выглядя, при этом, блеющим чело-овечеством в загоне (законе) своих рационально-чувственных и волевых предписаний.
November Növelet – Made Of Gold
